lexizli | Entries tagged with путивль

Хотя я свой трудовой путь начинал на путивльском заводе радиодеталей, это было в таком возрасте и так недолго, что считать серьезной работой это едва ли можно. Тогда я около месяца на летних каникулах посел пятого класса помогал выполнять план, собирая вилки и выключатели.

Но по-настоящему работать я начал на КамАЗе, очень большом и вполне машиностроительном заводе. Шел 1978 год, я не поступил в МВТУ им Баумана, не хватило одного балла, и папа помог мне — привел на литейный завод КамАЗа, на участок ремонта гидропневмоаппаратуры. Он поимал, где мне будет интересно.

И там действительно было интересно. Приходилось ремонтировать шетеренчатые насосы, гидро- и пневмоцилиндры, всякие клапаны. Почти каждый день что-то новое. При этом достаточно точное и нередко очень красивое. Результат работы инженерной мысли. Правда, чаще всего это были результаты работы не нашей, советской, мысли. А вполне американской, итальянской, даже болгарской.

Да, страдающие о величии СССР, знаете ли вы, что КамАЗ большей частью состоял из импортного оборудования? Ну взять хотя бы главный корпус литейного завода, корпус серого и ковкого чугуна, КСКЧ. Печи плавки и выдержки? Swindell Dressler, США. Подвесные толкающие конвейеры? Fata, Италия. Формовочные линии, Линия безопочной формовки, трансформаторы для электродуговых печей (в СССР таких сверхмощных трансформаторов вообще тогда делать не умел никто), система очистки воздуха, трубопроводы, реле, болты и гайки... буквально все было импортным.

Чтобы мы могли ремонтировать это оборудование, нам выдавали набор дюймовых гаечных ключей, головки с трещоткой и шестигранники. Весь этот инструмент как небо от земли отличался от нашего. И чтоб он не прилипал к рукам, при «потере» любого ключа во время увольнения или перевода на другую работу со слесаря удерживали 120 рублей, в такую сумму был оценен каждый набор инструментов. Примерно столько зарабатывал за месяц слесарь первого разряда. Такой же по количеству набор ключей Made in USSR стоил в десять раз меньше.

Что интересно, у тех американских гаечных ключей не развальцовывался зев, их, практически, было невозможно сломать из-за чрезмерного усилия, потому что первым не выдерживал болт. Они были почти вечными.

Еще помню, как поразили меня американские чертежи. Иногда случалось, что манжет у цилиндра изнашивался настолько, что невозможно было определить, какой это был манжет и как он стоял. Тогда мастер приносил альбом чертежей, напечатанных в типографии, а не «отсиненных». И на листе такого альбома был изображен в пространстве «разобранный» на комплектующие цилиндр. И было отлично видно, как нужно ставить какую деталюшку, ну и для каждой детали был подписан ее номер.

Сравнивать эти чертежи с паспортами бытовой техники (телевизоров, пылесосов или радиоприемников) было невозможно. Если качество изделий соотносилось в той же пропорции, как и качество документации, можно было только мечтать о тех временах, когда появится возможность купить не «Чайку», а Sony.

Теперь эти времена наступили. Прошло тридцать шесть лет.

И телевизоров, которые бы полностью производились в России под российской торговой маркой, похоже, больше нет.

Нет грузовиков и легковых автомобилей, которые могли бы составить серьезную конкуренцию тем, что созданны зарубежными машиностроителями.
Нет современных электровозов.
Современных самолетов.
Швейных машин и фотоаппаратов.
Аккумуляторных шуруповертов и электрических рубанков.
Вязальных автоматов, чесальных машин, каландров, оборудования для покраски и раскроя тканей...

Из интереса поискал, что же у нас есть. Зашел на сайт Ивановского завода текстильного машиностроения. «Информация готовится»...

и такие картинки «оборудования»:

Ну а тех, что еще является машиностроителем, с праздником, конечно же! Здоровья вам! И пусть сбудутся ваши, хоть самые простые, мечты!

P.S. Не могу только понять, почему поздравительный аншлаг на Дворце культуры в Тихвине оформлен в цветах анархо-синдикалистов или анархо-коммунистов. Что бы это значило?

Фото отсюда

2009 год. Рино, штат Невада. Здесь принят новый закон, запрещающий людям держать своих собак на цепи больше, чем 14 часов в сутки. И эта цепь не может быть короче 12 футов (3,7 метра)...

Это что-то вроде эпиграфа.

Вчера после работы разговаривали про собак. О том, какие они прекрасные, верные, добрые. Но бывают и другие: больные, несчастные, с поломанной психикой, злые. Вспоминали тех собак, которые были сначала дружелюбными и ласковыми. А потом их кто-то сажал на цепь и они превращались в злобных монстров.

Не всегда сидение на цепи ломало психику бесповоротно. Я вспоминаю лето в деревне Чаплищи, на Украине. Я, наверное, класс пятый закончил. Родители сняли комнатку в деревне, километрах в двадцати от Путивля (это я сейчас на карте посмотрел, а думал в десяти. Думал так потому, что мы как-то с папой на лодке от Путивля до Чаплищ проплыли. Без мотора, на веслах. Не за один день, конечно. Но это было, наверное, на следующий год...). Комнатка эта была в обычной хате, никаких джакузи, туалет во дворе. Зато было много солнца, свежего воздуха, парное молоко. И мало денег. Но в то лето это меня не очень волновало. Хотя именно в то лето я первый раз пошел работать на завод.

Но сейчас я не про завод. А про деревню. Так вот, в соседнем с нами дворе на цепи сидела собака. Это был бело-серый, наверное от грязи, кобель дворянских кровей и приличного роста: «вам по пояс будет». Пару раз меня зачем-то посылали к соседке и я с большой опаской пробирался мимо рвущегося с цепи кобеля, который заходился в страшном лае. Его хозяин, дядя Миша, работал в Путивле. А его мама жила здесь, в деревне, с этим чудовищем на цепи.

Перед домами была небольшая луговинка, а за ней — поле с сахарной свеклой. И как-то в один из дней я гулял по этой луговинке, выискивая чего-нибудь примечательного или съедобного. И вдруг я заметил, что ко мне несется эта грязнобелая бестия! Как там пишут в романах? У меня перед глазами промелькнула... Хотя чему там было мелькать в 12 лет? В общем испугался я здорово. Но этот пес промчался мимо меня, пробежал еще метров пятьдесят, развернулся и опять проскакал галопом мимо. Потом подбежал, ткнул сырым носом, улыбнулся и снова помчался. Наслаждаться волей...

Но были и другие собаки. Которые однажды попав на цепь становились ее пленниками навсегда, до самой смерти. И их нельзя было отпускать, чтобы они кого-нибудь не искусали.

«Вертикальная» государственность, успешным построением которой так гордится тот, у кого из крана течет ржавая вода, старательно продолжает сажать на цепь людей. Она не ограничивает свободу, как написано в законах, а пытает и издевается. Дрессирует. Ломает психику. И снова пытает и издевается.

Потом этих людей отпускают. Некоторые находят достаточно сил, чтобы пройти через пытки и мучения и не превратиться в садиста, изверга, извращенца. Некоторые.

А что же с остальными?

Остальные, похоже, составляют ядро того самого «электората», про который поют песню «Наш дурдом голосует за пу...». Они рассказывают друзьям и родственникам, родителям и детям, что вокруг враги, что не стоит верить, просить или бояться. При этом сами они верят пропаганде, если не с первого, то со второго раза и, отвечая на вопросы очередной анкеты, говорят, что вокруг везде враги, и нужно «вернуть имперскость» и прочую мерзость. Они не представляют жизни без «бригадира», «пахана», без того, кто будет их окружать заботой и колючей проволокой. Они стали пленниками навсегда.

И они такими будут до самой смерти.

Помню, как мама с папой в моем детстве с ужасом говорили про мальчишку, который мучал котят. Сам этот маленький садист был плюгав и невзрачен. И свои, тогда еще детские, комплексы вымещал на тех, кто не мог ему дать сдачи. Почему ему не мешали ребята постарше? Да потому, что свои садисткие забавы он вершил или вместе с такими же выродками, как он сам, или где-нибудь в укромном месте. Да и связываться с ним не хотелось.

Очень уж он был мерзким.

Вот интересно, когда он вырос, кем он стал? Передовиком УФСИН, прокурором или президентом?

Сегодня ни с того, ни с сего, приснился город детства моего — Путивль.

Как будто я оказался во дворе того дома на улице Ленина, где прожил почти десять лет. Ходил по двору, разыскивая старые приметы. У гаражей, что стояли слева, если встать во дворе спиной к дому, встретил мужчину, в котором мне хотелось узнать кого-то из товарищей по двору. Подошел, заговорил. Оказалось, незнакомый человек. Где вы, что с вами? Лешка Головченко, Сергей Аникеенко, Сергей Шварц (у него еще была тетя младше чем он), Славка Факов, Элла Юнык...
Беззаботное было время. Игра в карты на бревнах у забора в тени вишни, кажется. Славка Факов сам сделал электрогитару, феррит, тысячи мотков тонкого провода, самодельный звукосниматель, ансамбль на танцплощадке летнего сада, набеги на сады, рыбалка...
Не могу вспомнить, как называли то место на излучине Сейма, куда мы ходили купаться. Место поближе к заводу (теперь там снова Молчановский монастырь) называлось бабским пляжем, это помню. А то, что немного дальше?
Отчетливо помню, что во сне рядом с нашим домом оказались какие-то полуразрушенные дома в процессе сноса, которые я стал фотографировать, сетуя моему новому знакомому (которого встретил у гаражей), что мало снимал тогда, в детстве. А сейчас в Интернете подавляющее большинство фотографий Путивля, которые можно найти, — виды монастырей. Есть еще и фото памятников: Рудневу, Ковпаку, Ярославне, которая плакала в Путивле, провожая князя Игоря. А просто видов города совсем немного. Да, маленький провинциальный городок, что там может быть интересного?
Просто там прошло детство.